Признаться, он рассчитывал немного на другой результат. Не то чтобы Дракс планировал подставлять Джинтанна, но в жизни каждого человека наступает момент, когда он смиренно принимает свою судьбу, напоследок предприняв вежливую и исключительно формальную попытку воспротивиться. Дескать «смотри, мир: я до последнего шел путем гуманизма и человеколюбия, но эти тупоглазые выблядки…». А эти тупоглазые выблядки взяли и послушали.
Дракс
Все в море и в корабле, на котором не посчастливилось быть, вызывало у него злость. Его бесила качка, раздражал непрекращающийся гомон экипажа, злил соленый морской ветер, путающийся в паутине такелажа и рангоута, изводил солнечный свет, застревавший в синем стекле и медных отблесках иллюминаторов, как муха в дерьме, а коричневый отполированный штурвал и узкая колонка нактоуза вызывали только одно желание — ломать. То ли упомянутый штурвал, то ли чье-нибудь обветренное лицо.
Гусь
Йован сдавленно улыбнулся. Раньше, когда он был ещё студентом круга, то мог спокойно одним заклинанием вытащить из раны всю заразу, снять боль, заставить ткани затянуться в считанные секунды вернув человека в строй а сейчас… Слабый. Жалкий. Непригодный даже для таких, простых заклинаний. Каждый раз когда на глазах мага страдали люди ему хотелось сожрать себя заживо и без соли. Он мог стать выдающимся духовным целителем, мог жить и работать в круге, не нервничая, не заботясь о том, что будет жрать завтра…
Йован
— ...а сейчас все прогнило. При тейрне Логейне такого не было. — Обернувшись, эльф поджал уши. Эту привычку очень легко выработать, когда ты эльф, а в попутчики тебе досталась сморщенная, как изюм преподобная мать, путешествующая с небольшой отарой таких же лежалых сестер. Ладно, отара — это он перебарщивал, конечно, всего четыре пожилые женщины, но сварливые блюстительницы морали с первого взгляда еще знали наверняка, кто из путников курит эльфийский корень, а кто — ну да, ну да, ведет разгульный образ жизни. Думали, что забавно, не на Джитанна. Даже мельком представляя, сколько придется за остаток пути услышать, узнай почтенные дамы, со времен восстания короля Меррика, поди, не видавшие живого хе...
Джитанн
Жизнь – шутница. Судьба – злодейка. Дорога – кретинка. Ноги -идиоты. Задница – вот она, только, молодец. Ей положено приключения искать? Ищет. А то, что ноги её несут, по дороге к приключению, потому что судьба такая и жизнь тяжелая – не её вина. Со всем легче справляться, если получать пинки в мягкое место, а не по зубам или почкам. Простые истины.
Кассим
Где-то на фоне, кажется, разразился спор. Или ей показалось? У Эктуса неожиданно твёрдый голос и руки. Его же? И тянут её в нужную сторону, она уверена. Любое «подальше» верно, а следы ведь и правда очевидны — отпечатаны в пыли, точно книжный оттиск. Всё правильно, им нужно за ними. Туда, где иногда всё намного понятнее, чем наверху.
Саммин Морель
Двигались налегке и достаточно быстро. К сожалению, совсем не молча — спустя пару часов Карлах и Квилл вновь затеяли старую игру в «я вижу». У Дарриана даже мелькнула немного злая уставшая мысль, что Квилл просто скучает по семье и компенсирует через эту занозу в Табрисовой жопе какие-то свои нереализованные отцовские порывы.
Дарриан Табрис
— Это как если бы у вас отняли какое-то воспоминание, и вы бы об этом знали. Но вот о чём оно было? О чём-то важном, да не вспомнить. И вроде, наверное, в рамках всей памяти, всей личности это только кусочек, не может же он всего тебя определять — а вот именно его отсутствие так ноет, такая пустота сосущая… Только о нём и думаешь. Как в детстве, когда зуб выпал – только к этой пустой лунке всё языком и тянешься.
Рейлис
На храмовницу повернулись головы, внимательные взгляды проскользили по фигуре латницы, подмечая герб на ее нагруднике, и часть голосов притихла, словно рыцарь церкви непременно должна была нарушить их ужин как минимум проповедью о грехе сквернословия. Любой церковник был привычен, что при нем сперва замирают благочестиво, реже — хмуро, после уже только после возвращаются к своим беседам. Она спокойно направилась к стойке, где властвовал уже разулыбавшийся толстяк с редкой шевелюрой. Показалось ли ей, что та улыбка стала натянутой, едва и он разглядел ее эмали?
Евангелина де Брассар
Но затем случилось нечто особенное — на стол перед ним опустилась здоровенная миска и высокая кружка. До слуха донеслось нежное шипение пенного напитка, играющего мелкими пузырьками. Ноздрей нежно коснулся густой запах исходящегося паром жирного мяса в густом бульоне. Слюна моментально заполнила рот.
Айдан Кусланд
— Ну… ты это… — Неловко выдавил из себя воришка — и обессиленно замолк. Запас красноречия был моментально исчерпан — и бравый похититель куриц, неустрашимый разбиватель стекол и непримиримый показыватель среднего пальца шемам немедленно превратился в обычного растерянного мальчишку, который понятия не имеет, как разговаривать с девочками.
Мардаль
— Что-что, Лыба? Пошли ебать козу? Я пас, — пожелал Гримм, краем уха услышав пожелания здоровяка. Гном умудрился даже виду не подать, как сильно сейчас хотелось рассмеяться. Приняв заметно опустевшую после Плеши флягу, гном широко заулыбался. Давно он времени не проводил со своими сородичами. Пусть они с Плешью и были по разные стороны баррикад, сейчас их давно уже для Гримма не существовало. Впрочем, новость о том, что в отряде был егерь несколько удивила.
Гримм Железнобокий
